Гровер Ферр - Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда
Типология
«НИ» – «не известно» – 1 случай (№ 51). Без изучения подлинника документа невозможно сказать, соответствует ли истине хрущёвское заявление о собственноручной подписи, которую Сталин будто бы поставил на постановлении о сооружении памятника в свою честь. В данном случае Хрущёв, несомненно, исказил смысловую часть источника, скрыв важную информацию. Поэтому (как объясняется в 8‑й главе) для разрешения вопроса одной фотокопии документа недостаточно.
«ТС» – «только слова Хрущёва» – 4 случая. В своей речи Хрущёв сообщил, как Сталин что-то говорил в его присутствии, но кроме самого докладчика истинность этих слов никто так и не смог удостоверить. Даже если кто-то выступил с возражениями (как маршал Жуков, № 38), подобных опровержений всё равно недостаточно, чтобы установить истину.
В трёх остальных случаях Хрущёв находился среди других лиц, и те наверняка должны были подтвердить хрущёвские заявления, поскольку благодаря «закрытому докладу» они получили достаточную известность. Однако мы не располагаем сведениями, последовали ли такие подтверждения.
«ЛЗ» – «ложь замалчиванием» – 12 случаев. Утверждения оставляют ложное впечатление, поскольку они вырваны из контекста и, стало быть, в них замалчиваются те или иные важные сведения.
Хрущёв, возможно, не владел информацией в полном объёме. Но те, кто проводил для него исторические изыскания, готовил справки и писал первый вариант «закрытого доклада», обладали не только известными нам сегодня материалами, но и многим сверх того. К тому же хрущёвским сообщникам дозволялось работать с такими документами, которые недоступны нынешним архивистам. Именно поэтому они, скорее всего, делились добытыми сведениями лично с Хрущёвым, а следовательно, степень его неосведомлённости никак не могла быть низкой.
«ОС» – «особый случай» – 3 утверждения. Каждое представляет собой заявление весьма неопределённого свойства, и, если присмотреться повнимательнее, там трудно найти какие-либо прямые обвинения Сталина или Берии. О последних вслух ничего не говорится, и они, скорее, только подразумеваются, чтобы создать у слушателей необходимое Хрущёву впечатление.
«ЛУ» – «лживое утверждение» – 40 случаев. В эту категорию входят либо очевидно неправдивые заявления, либо те из них, где историческая правда искажена Хрущёвым самым вопиющим образом. В последнем случае докладчик мог и не знать, сколь далеки от истины его заявления. Последнее нетрудно показать с помощью известных теперь и подготовленных специально для Хрущёва материалов.
Несколько из помещаемых ниже примеров помогают получить представление как о предлагаемой классификации, так и об уловках, с помощью которых Хрущёв вводил в заблуждение слушателей своего доклада. Один-единственный случай «НИ» («не известно») уже рассматривался в начале раздела.
«ТС»: «только слова Хрущёва»В «закрытом докладе» рассказывается, как в присутствии Хрущёва Сталин однажды сказал: «Вот шевельну мизинцем – и не будет Тито. Он слетит…» (№ 42). Тем самым докладчик подразумевал, что только ему удалось стать свидетелем сталинских слов. Но если так, нет никакой возможности перепроверить истинность хрущёвских слов. Никем и ничем подтвердить их больше нельзя.
Второй пример. Как утверждал Хрущёв, в конце 1952 – начале 1953 года Сталин внёс предложение повысить на 40 млрд рублей налог на колхозы и колхозников (№ 54). Получается так: либо Сталин поделился своими соображениями с одним только Хрущёвым, либо, что более вероятно, всё рассказанное – плод хрущёвских измышлений.
Ещё: по Хрущёву, Сталин будто бы «принижал» заслуги и способности маршала Жукова (№ 38) и проявлял резкое «недовольство» Павлом Постышевым (№ 55).
Окажись Хрущёв честным человеком, свидетелем, который во всех иных случаях заслуживает полного доверия, тогда и здесь можно было бы положиться на его безупречную репутацию. Но Хрущёв вообще редко бывал правдив, поэтому сказанное им, скорее всего, не соответствует истине. Однако абсолютной уверенности в том нет.
«ЛЗ»: «ложь замалчиванием»В докладе Хрущёв рассказал о «фабрикации “дел” на видных партийных и государственных деятелей – Косиора, Чубаря, Постышева, Косарева и других» (№ 21–24).
Между тем всё обстоит совсем не так, как хотел бы представить Хрущёв. Ныне стали известны многие факты, подтверждающие обоснованность обвинений, выдвинутых против Косарева и ещё больше – против Косиора, Чубаря и Постышева. К примеру, Постышев был сначала раскритикован, а затем исключён из ВКП(б) и, наконец, арестован в связи с массовыми репрессиями партийных кадров. Хрущёв присутствовал на том самом Пленуме (январь 1938 года), где Постышев выступал сам и где он подвергся жёсткой критике со стороны своих коллег по ЦК.
Хрущёву следовало знать, что Молотов и Ворошилов посещали Постышева на Лубянке, где тот в присутствии Молотова подтвердил вину и правильность данных им ранее показаний. Хрущёв не мог остаться в неведении относительно того, что именно Постышев, а с ним и многие другие подследственные выступили с обвинениями Косиора и Чубаря; что Каганович, как он сам рассказывал, развёл лишь руками, когда ему довелось познакомиться с пухлой тетрадью с собственноручными признаниями Чубаря.
Во всех четырёх случаях имеется достаточно косвенных улик, чтобы говорить о вине Косарева, Косиора, Чубаря и Постышева. Но опять-таки мы не можем быть абсолютно уверены, ибо правительственные органы России по-прежнему хранят архивно-следственные материалы по их делам за семью печатями. В любом самом благоприятном случае определение вины или невиновности сводится к выяснению той или иной степени вероятности. Доступные сегодня доказательства со значительным перевесом указывают на виновность всей четвёрки.
Пятый пример – показания Розенблюма с рассказом о том, как Заковский фабриковал лживые признания (№ 19). Здесь Хрущёв пытается дать понять, что за всеми этими фальсификациями стоял Сталин. На самом деле есть веское свидетельство, что Заковский, подчиняясь заговорщическим установкам Ежова, действовал по указке последнего, тогда как Сталин, наоборот, резко выступал против Заковского, осуждая его за применение пыток на допросах обвиняемых.
Нужно заметить, что случаи «лжи замалчиванием» («ЛЗ») иногда «перетекают» в категорию «лживых утверждений» («ЛУ»); хорошие примеры тому – № 33 и № 47.
«Расстрелянные полководцы» (№ 33). Здесь Хрущёв высказывается настолько неопределённо, что непросто или почти невозможно понять, что именно он хочет сказать; трудно также разобрать, где именно он говорит неправду. Из уже опубликованных материалов известно, что Тухачевский и осуждённые с ним командиры были действительно виновны в предъявленных им обвинениях. И хотя заявление Хрущёва о расстрелянных полководцах весьма сложно классифицировать, оно отнесено к категории «ложь замалчиванием».
«”Зверская расправа” над М. С. Кедровым» (№ 47). Нетрудно видеть, что Кедров был расстрелян не «по распоряжению Берии». Инициативный документ с запросом на санкцию «директивных органов Союза ССР» исходил не от Берии. После согласования с Прокурором СССР Бочковым заключение о необходимости расстрела Кедрова Берия получил на исполнение как нарком внутренних дел. Иными словами, говорить о полной непричастности последнего к смерти Кедрова тоже некорректно.
В обоих случаях нам приходится довольствоваться лишь крохами рассекреченных сведений, опираясь на которые, просто невозможно получить правдивое представление о событиях тех лет и дней. Но имеющейся информации вполне достаточно, чтобы убедиться: Хрущёв солгал по меньшей мере в каких-то частностях (но не исключено, что и в бо́льшем). А потому оба его заявления нужно отнести к «лживым утверждениям» («ЛЗ»), хотя они также граничат с категорией «ложь замалчиванием» («ЛЗ»).
«ОС»: «особые случаи»В одной из частей «закрытого доклада» Хрущёв рассуждает на тему массовых репрессий (№ 5), поначалу не затрагивая ни деталей, ни персоналий. По понятным соображениям он «забыл» упомянуть о своей собственной роли в проведении репрессивной политики, какую ему довелось сыграть на посту первого секретаря Московского областного и городского комитетов партии (1935–1938), а затем первого секретаря КП(б) Украины (1938–1949). Из опубликованных в последние годы научно-исторических работ явствует: уступая, вероятно, только Эйхе, Хрущёв обрёк на репрессии гораздо больше жертв, чем любой другой партийный руководитель. Его, несомненно, можно характеризовать как эдакого «стахановца репрессий»!
Хотя сведения о роли Хрущёва в репрессиях остались вне рамок «закрытого доклада», это его заявление отнесено не к категории «ложь замалчиванием» («ЛЗ»), а к «особым случаям» («ОС»), ибо явных обвинений против Сталина или Берии в нём нет. Хрущёв лишь пытается создать у аудитории нужное ему впечатление. В опубликованном варианте «закрытого доклада» слова и фразы подобраны так тщательно, чтобы исключить оттуда прямые обвинения кого-либо в чём-то.
